Вдруг на позиции неожиданно появился командир самарского орудия прапорщик П., корректировавший стрельбу. Сильно взволнованный, он прискакал вместе с батарейным конным разведчиком с наблюдательного пункта, находившегося недалеко справа впереди от наших двух пушек, и громко крикнул: “Цепь красных прошла наблюдательный пункт и идет в атаку на пушки, на картечь — огонь! ” Загремели две пушки белых, выпуская снарядов по пятнадцать в минуту. Запряжки с передками немедленно были поданы на позицию. Кони нервничали и не стояли на месте — рвались вперед. Ездовые с трудом их сдерживали. Третьи номера орудийной прислуги не успевали ставить дистанционные трубки шрапнелей на картечь — им помогали шестые. От безостановочных выстрелов стоял сплошной гул. Вылетавший из стволов орудий огонь освещал позицию, и всех нас было видно как днем.
Быстро выпустив все имевшиеся на позиции шрапнели, надели наши пушки на передки. Кони с места взяли в карьер и понеслись по направлению дороги на Хвалынск. Орудийная прислуга, не задерживаясь, помчалась что было сил наперегонки следом за ними — устанавливать рекорды на быстроту. Немного позади всех, стараясь догнать, скакал во всю прыть конный ординарец из штаба отряда, а может быть и наш батарейный разведчик, и что было мочи кричал: “Стой! Стой! Куда вы? Красные тоже удрали”. “Порыв не терпит перерыва”, — говорится в военной поговорке, и, хотя мы отчетливо слышали приятную для нас новость, но остановились только тогда, когда добежали до цели — дороги на Хвалынск. Немного придя в себя от острых переживаний прошедшего дня и отдышавшись после быстрого пробега, поставили наши пушки на новую позицию, тут же справа от дороги. Кругом стояла тишина, как будто ничего и не было. По-видимому, противники решили немного отдохнуть.
Постепенно, кое-как устроившись, все залегли спать. Я забрался на пустую телегу из-под снарядов. Спал крепко, и, когда проснулся, было совсем светло — ярко светило солнце. Кругом все еще продолжала стоять тишина, изредка нарушавшаяся пролетавшими с сильным воем через нас снарядами. Красная батарея, вероятно желая нам напомнить о своем существовании, обстреливала наш обоз второго разряда, стоявший верстах в двух позади нас вдоль Хвалынской дороги. Снаряды почему-то ложились немного не долетая до него, не причиняя ему никакого вреда. Наша новая артиллерийская позиция находилась для батареи противника в мертвом пространстве, и мы чувствовали себя великолепно. Но и батарея красных для нас была в таком же положении, да к тому же наши и не собирались по ней стрелять, так как никто не пытался подыскать подходящего наблюдательного пункта, а который у нас имелся — с него почти ничего не было видно. Все чего-то ждали.
Батарейцы полуголодные бродили около своих пушек — даже чаю нельзя было напиться. Поблизости нигде не имелось колодца, и неоткуда было достать воды. Вдруг на поле со стороны села показался крестьянин, шедший рядом с телегой, запряженной одной лошадью, на которой стояла большая бочка. Он медленно двигался в нашем направлении. Все сразу насторожились. Ждать долго не пришлось — он скоро подъехал к нам и остановился. Батарейцы бросились к бочке, и, о радость — вода! Но к счастью, вовремя подошел доктор. У него рядом с нашей позицией, под небольшим цементным мостиком через овражек, был устроен перевязочный пункт. Он всех остановил и не разрешил пить воду. После анализа, который доктор тут же произвел, оказалось, что она была отравленной. Крестьянина, который, как выяснилось, был здесь совсем ни при чем, вместе с отравленной водой отправили обратно в село.
Время шло как-то особенно медленно. Белые продолжали чего-то ждать, ничего не предпринимая. В стороне села снова начали слегка постреливать — нет-нет да и отобьет строчку пулемет. Прошло около часа после инцидента с бочкой воды. Вдали на дороге из Хвалынска, немного дальше нашего обоза второго разряда, показалась какая-то небольшая пешая колонна, быстро двигавшаяся к нам. Шли полроты чехов (человек шестьдесят), присланное из Самары подкрепление. Но не тех чехов, которых потом можно было встретить по всей Сибири. Эта полурота была готова драться одна против батальона красных. Подойдя к нам, чехи расположились на привал около артиллерийской позиции. От них мы узнали, что скоро должен подойти, тоже присланный из Самары, Самарский батальон пехоты в три роты. Стало всем ясно, чего мы ждали. Батарейцы сильно воспрянули духом. Но чего-то ждали и красные.
Подошло обеденное время. Из обоза пришли походные кухни, и начали развозить обед по позиции. Получилась небольшая задержка. Из стрелковых цепей сводной роты сообщили на батарею, что пулемет красных не давал кухням подъехать близко к цепи и лежавшие в ней бойцы никак не могли получить пищу. При этом очень толково объяснили, где он стоит. Прапорщик П., командир самарского орудия, подав команду “К бою!”, быстро вычислил установки для пушки, и мы выпустили три гранаты. Этого было достаточно, пулемет красных взлетел на воздух. Стало спокойно, и стрелки получили свой обед. Больше красные не пытались нарушать обеденного перерыва, возможно, и сами захотели пообедать.
Мы с нетерпением ждали подхода Самарского батальона. Бой как будто совсем прекратился. Наступило затишье, но по всему было видно, что противники что-то задумали и выжидают. Передки наших двух орудий с запряженными в них конями, по всей вероятности, на всякий случай находились все время на самой позиции.
Неожиданно из леса, расположенного вдоль огромного поля, лежавшего позади нашей артиллерийской позиции, выскочило не менее двух эскадронов красной кавалерии, зашедшей нам в тыл. Ни на минуту не задерживаясь и даже не потрудившись перестроиться в лаву, а так, почти сомкнутой колонной, с шашками наголо, они поскакали в атаку на стоявший на противоположной стороне поля, у Хвалынской дороги, обоз второго разряда белых, до которого от леса было не менее 4 верст. На артиллерийской позиции белых, увидев такое не совсем приличное поведение красных, почти все немного растерялись. Только командир чешской полуроты моментально рассыпал своих бойцов в цепь, сам впереди, с револьвером в руке, повел их в сторону скакавшей кавалерии. До нее было слишком далеко и открывать огонь из винтовок было бесполезно.